Страшная история Ирины Довгань:
"Я вас очень прошу: скажите, что это фотография у столба — мелочь по сравнению с тем, что было кроме этого столба…"
Я посмотрела комментарии, а там пишут, что она «мол, героиня, которая вышла с украинской символикой или что это все инсценировка, потому что она, мол, не привязана…
Люди, поймите, что меня не надо было привязывать, и вас тоже не надо было бы привязывать, если бы вы стояли под дулами двух десятков автоматов, а на вас орали: «Стоять смирно, тварь». Меня не надо было привязывать, потому что этот столб был мне опорой. Скажите об этом, пожалуйста»
Никуда Ирина не выходила ни с какой символикой. Свои про-киевские взгляды она не скрывает. Была волонтером. Собирала деньги для сил АТО. Возила продукты. Об этом не говорила. Но во время одной из поездок на свою беду сделала фотографии нас планшет. А планшет попал в руки к тем, кто охранял блокпосты на выезде из Ясиноватой. И хотя мужик, который вез посылку мужу Ирины Роману и ее дочери, был «сторонником» ДНР, его сильно избили и он сказал, чей это планшет. Ирину забрали в прошлую субботу прямо из сада около дома. Всего во двор вошли восемь вооруженных людей. «Когда бьют, все коды и пароли говоришь, не задумываясь…»
У Ирины в планшете был отчет о потраченных 14000 гривнах и также список людей, которые собрали эти деньги. «Практически все люди к этому времени покинули Донецк, но была одна женщина, о которой я была не уверена, уехала она или нет. Поэтому я всячески старалась обойти ее имя». Они почувствовали. Отвели меня в комнату, где было человек 20 осетин и тот самый Бабай… «Кого героем сделали… Он же — клоун. Все ходил вокруг меня и в красках рассказывал, куда он меня иметь будет. Штаны растегивал. Футболку мне задрал. Говорит: «Да она уже не годится, чтобы иметь по-настоящему. Разве что в рот заставить…» Ржут… Я не говорила ничего и тогда один взорвался. Тем более, что он нашел свою фотографию у меня в планшете. Я случайно раньше сняла именно его и отправила сестре, чтобы показать, что наш город — под контролем осетин. «Ты кому меня сдать хотела?» Вскоре принесли табличку, которую я потом держала. Они привезли меня на ту площадь. Это — кольцо. Много машин и людей. Обмотали флагом, который нашли в комнате дочери. И этот ободок — тоже из моего дома. Я стояла более трех часов. Мужчины не били. Ругались сильно, но не били. Почему били только женщины? Не знаю. Одна старуха даже своей палкой меня била. Я не знала, как я стояла. Столб помогал. Журналистов заметила. Они фотографировали с совершенно невозмутимыми лицами. Потом кто-то приехал, стал требовать, что меня им передали, но осетины меня им не отдали. Снова увезли к себе. Бросили в камеру. Вот там было страшно. На площади я хотя бы знала, что меня не изнасилуют. А там — не знаешь чего ждать. Постоянно в камеру врывался один и тот же осетин и просто пинал меня в грудь ногой. Потом притащили какого-то парня и били его. Потом я услышала: «сейчас педика приведем». Потом я узнала, что соседка на кого-то донесла, что он, якобы, к ее дочери в трусы лез. Его страшно били, а он выл, что он ничего такого не делал. И я выла и по камере ползала. Потому что было очень страшно….»
Потом Ирину неожиданно перевели на 3ий этаж здания. И пытки прекратились. Именно там «востоковцы» уже иначе с ней разговаривали, давали обезболивающее. На следующий день ее вывели из здания и повели в другое. «Я очень боялась этого перехода. А вдруг снова начнется…» Человек, который ее вел, успокаивал, «самое страшное позади, все будет хорошо». Ее привели в кабинет к Ходаковскому. Он был не один. Там проводилось собрание. Ее посадили рядом с Ходаковским. Он был в ярости. «Явно он был озлоблен тем, что его осетинские «герои» так его подставили…» Он просил Ирину назвать тех, кто активно ее мучил. «Мне было тяжело это делать, так как я не знаю их всех по именам. Но Бабай и «Заур» — да». Ходаковский вернул ей ключи от машины и тот самый планшет. «Он сказал, что то, я делала — не преступление, даже если я это делала для другой стороны».
Потом в кабинет вошел «чернявый журналист», который оказался Марком Франкетти. Он забрал Ирину. Передал ее другому американскому журналисту. Они впервые за пять дней накормили Ирину. Поселили в комнате между двумя своими. «Явно боялись за меня, что те осетины могут попытаться забрать». Ходаковский тоже приставил охрану. «Они оказались человечными. На следующий день даже решили съездить со мной в Ясиноватую, чтобы я могла забрать своих трех кошек и собаку, и немного теплой одежды для мужа и дочери». А потом сопроводили до границы ДНР. «Когда мы прощались, один из них сделал движение, как будто хотел меня обнять. И вдруг я сама его неожиданно обняла. А потом думала-думала, зачем я это сделала… Почему я откликнулась…»
Ирина не знает сколько точно людей содержится в том здании. Когда ее «подняли» на 3ий этаж, там уже никого не били. Она видела женщину 58 лет с артритом, которую арестовали за «украинские взгляды» по доносу ее соседки на рынке, которая просто хотела захватить ее место.
Что делать дальше — она не знает. Вместе с мужем приняли решение, что молчать не будут. «Я не буду говорить ничего, чего не было. И то, что люди — разные, и что есть Бабай. Подавать заявление? А смысл? Ни одна система же толком не работает. Третью ночь не сплю. Вчера звонил психолог: сказала, что это — следствие пережитого»
P.S. То, что я передала — крошечная доля того, что сказала мне Ирина и ее муж Роман. К нему и дочери она приехала сама, на возвращенной машине, вместе с кошками и собакой.
Продолжение:
В истории с Ириной Довгань есть еще один нюанс. Он касается важности публичности (конечно, в определенных обстоятельствах). Она сказала: «Мой телефон сейчас разрывается. Родные, друзья звонят. Позвонила тоже одна из волонтеров. Говорит: «Ты — герой. Благодаря тому, что с тобой произошло все увидели, кто это такие»… (Кстати, совет тем, кто будет звонить больше Ирине такие речевки не говорить. Вы делаете ей больно). Так вот, Ирина сказала: «Я промолчала, услышав это. Но мне хотелось ей ответить: «В первую очередь эти фотографии для меня многое сделали. Благодаря этим фотографиям люди узнали обо мне. До них даже муж не волновался, что меня с субботы нет на связи. Думал, просто телефоны перестали работать… И то, что люди стали выяснять мое имя, мне помогло. А так бы осталась безымянной…»
Когда мы говорили с ее мужем Романом, он сказал, что Ирина сама приняла решение не покидать Донецк, хотя он сам с момента смерти своего отца полтора месяца назад жил с дочерью в Мариуполе. А Ирина осталась, чтобы ухаживать за садом и кошками с собакой.
